Вопрос: 170
Благословите, батюшка!
У меня несколько вопросов: 1) Как объяснить распространение (а вернее, - насаждение?) православия на Руси? Часто это сочеталось с насилием, убийствами. А ведь это религия Любви. 2) Можно ли говорить о православии в народе, "руками которого", фактически, был свергнут Царь-Помазанник Божий? 3) Церковь всегда выступала против разврата, разгула страстей. А как объяснить наличие "домов терпимости" в православной России? (Когда государство и церковь были едины). 4) Почему у многих классиков русской литературы в произведениях отображается неправославный образ жизни (Островский, Куприн)?
Ответ:
Бог вас благословит, Денис!
Жизнь семьи, рода, и целых народов, традиционно всегда представляла собой нечто целостное. Та разобщенность и эгоизм, которые стали едва не главными характеристиками нашего времени, совсем не являются единственной формой жизни человечества. Это сейчас нам трудно понять, как жизнь семьи и народа может быть основана на любви и единстве. Мы привыкли, что каждый противопоставляет себя другим, и принудить его к чему-нибудь можно только силой. Так же и историю мы представляем себе не такой, какая она есть, а с точки зрения реалий нашего времени. Для нас очевидно, что насадить, например, коммунизм в России, или демократию где-нибудь в Ираке, можно только жестоким насилием, через полное разорение страны, и море крови. А заставить жену жить в единстве с мужем, и чтить его как главу семьи, - невозможно вообще никакими способами. С этой точки зрения мы смотрим и на историю своей страны.
Задумайтесь: какие основания существуют у вашей уверенности, что «насаждение православия на Руси часто сочеталось с насилием и убийствами»? Летопись – по существу, единственный источник информации о тех временах, - говорит о том, что «в сей великий день (крещения народа в Днепре) земля и небо ликовали». О самом святом Владимире сохранилось свидетельство, что после своего крещения он не хотел казнить даже убийц. «Для чего не караешь злодейства?» – спрашивали его греческие епископы. - «Боюсь гнева небесного», - отвечал Владимир. Пришлось пастырям Церкви (!) убеждать принявшего всем сердцем христианскую веру князя, что карать зло – его обязанность. Трудно спорить с утверждением, что нигде христианство не водворялось так мирно и быстро, как у нас. Исследователи истории Церкви, как правило, находят необходимым помещать в своих книгах главу под названием «Причины мирного и быстрого распространения христианства в России».
Конечно, в любой семье, а тем более в целом народе, встречаются те или иные несогласия. Так, например, известно, что в Новгороде были бунты против новой веры. Но сами процессы в русском обществе были направлены именно к единодушному принятию веры. Удивительным образом в «Господине Великом Новгороде», который управлялся народным вече, сам избирал и прогонял князей, - в этом Новгороде, который к тому же отстоял очень далеко от Киева, и сам путь до него мог занимать в то время несколько месяцев, уже в ближайшие годы после крещения Киевлян был греческий епископ Иоаким, который боролся с идолопоклонством, и его слушали новгородцы.
Надо сказать, что в своём вопросе вы сами приводите глубокое духовное обоснование крещения Руси князем Владимиром . Вы называете Царя помазанником Божиим. Из этого следует, что через него Господь управляет жизнью народа. Поэтому мы и можем говорить о том, что через Царя осуществляется воля Божия, и веру принимает весь народ. Свидетельством искреннего и глубокого принятия веры является и вся последующая история России. Предположение об искусственном навязывании веры в свете нашей истории можно понять только как неудачную шутку: получается, что кто-то насильно заставил принять православную веру, и потом тысячу лет всем народом эту веру хранили, защищали, и построили на её духовном основании великую культуру.
Если же говорить о проблемах в жизни Церкви в последние два столетия перед революцией, то и здесь вы сами упоминаете об их главной причине. «Государство и Церковь были едины», - пишете вы. Этого противоестественного единства на самом деле в природе быть не может. Но оно, тем не менее, со времени Петра I является действительным историческим фактом. Этот период в истории Церкви принято называть «синодальным». Церковью в этот период управлял Синод, который возглавлял государственный чиновник. Такое взаимоотношение государства и Церкви, действительно, вело ко многим противоречиям и бедам. На некоторые из них указываете и вы в своём вопросе. Государство, с одной стороны, управляло Церковью, а с другой – разрешало дома терпимости. Сами же высшие классы тогдашнего общества в большинстве своём были совершенно чужды духовной жизни Православной Церкви, и часто даже просто не подозревали о её существовании. Они и русскими во многом перестали быть, даже говорить старались по-французски. Отражено такое положение дел и в литературе XIX века, о которой вы упоминаете.
Отпав от веры, высшие классы общества отвергли и Царя, как Помазанника Божия. Царя свергло не восстание народа. «Кругом предательство, трусость и обман», - писал Николай II в дни своего отречения от престола, подразумевая не народ, а именно своё ближайшее окружение, - тех, кто управлял страной.
Однако процессы эти представляются современному человеку в совершенно фантастическом виде. Так и вы обвиняете Церковь в существовании домов терпимости. Однако Петр I для того и упразднил Патриарха, чтобы светская власть могла поступать так, как хочет. Разговоры же о православии в народе нельзя сводить к политическим проблемам. Вера является гораздо более глубоким понятием, чем все катаклизмы нашей земной жизни. Сейчас она возрождается, - значит, действительно еще не умерла. Надо заметить, что сам по себе грех не обязательно является признаком потери веры. Этим признаком является отсутствие покаяния, и довольство собой.
Реальная жизнь Церкви не описывается внешним её положением в государстве и событиями общественно-политической жизни. Несмотря на внешние проблемы, внутренняя благодатная жизнь Церкви во все времена сохраняла свою полноту. Свидетельством этого является сонм великих святых XIX века – от Серафима Саровского, Феофана Затворника, Игнатия (Брянчанинова), митрополита Филарета, Оптинских старцев – и до Иоанна Кронштадского и царя – страстотерпца Николая, мученический подвиг которого полагает начало великому крестному пути русской Церкви уже в XX веке. Да и народную жизнь дореволюционного общества нельзя представлять лишь в темных тонах. Более того, она совершенно несравнима с той духовной разрухой и неверием, которые царят у нас сейчас.
История обретает смысл, когда мы видим её внутреннее, духовное содержание. Оно является как бы душой исторического процесса. Поэтому, теряя веру, мы теряем саму историю, которая превращается в произвольный набор фактов и домыслов.